[мастерская/проза/Империя Степаныча. Хроники]

Крупная месть маленького человека (почти по Чехову).

Господа,

Приятнейший разговор имел как-то ваш покорный слуга с человеком чувственным, высоких понятий, нравственностью и служивой доблестью отмеченным. Речь шла о делах государственных, но затронуты были и темы подцензурные - смута и ересь нынче буйно расцвели. "Это ж надо же - меня обсуждать норовят, да еще как - со всей неприличностью". Разгорячился, руками так и машет, "нет", - говорит, "мочи больше эту заразу терпеть, ведь изо всех сил стараешься, кормишь их, хоромы даешь, кареты расписные у каждого, ан нет - подойдут и аки плюнут в лицо: недостоин ты, говорят, ни дела государственного, ни общества нашего; а лица у всех румяные, свежие, а должны быть - глаза красные, волосы дыбом, круги черные под глазами - только так", - говорит -, "видно тех, кто себя для дела не жалеет;" - тут он многозначительно посмотрел в зеркало...

А после спрашивает: "Вот и ты туда же, меня критиковать? Да я", - говорит -, " с самим Государем Императором на короткой ноге, при его дворце живу и каженное утро с ним здороваюсь. Да я Господь Бог для вас! Государь и имен ваших уже не помнит!" Похолодел я, думаю - "Неужто и вправду забыл?! Да вроде нет, намедни вот только по имени поприветствовал"... А тот не утихает, глазами так и молнии пускает: "Я лучше вас знаю, как надо дело делать, за морями сколько жил, опыту набирался, не ваша это забота мне разбор и заключение делать!"

Далее уселся он в кресло мягкое, возложил ноги на стол (иноземная привычка, видать) и говорит так проникновенно: "Я все знаю, все! Есть ересиарх в наших рядах, картины ничтожные малюет и меня не боится. "Понамалевал", - говорит -, "косоротых рож, и говорит: портреты! Да я сам лучше рисую. Ересиарха - на дыбу, картины его богомерзкие в огонь, а смутьянов - в острог заточим, дай только время." - вот как разошелся...

Я, человек бывалый, но и сам был весьма тронут (даже украдкой слезу смахнул), видя как горячо радеется за дело государево. А в конце нашей милой и неторопливой беседы, особа эта, страшно вращая очами, обещала сил собственных и средств казенных не жалеть, но извести иномыслие. И думаю я, а ведь как метко придумал, шельмец...

М. К.

03.10.2001

[вверх | Оглавление | далее ]